Фримен Дайсон — Почему мне не нравится система докторских степеней (95/157)

Чтобы послушать другие истории Фримена Дайсона, перейдите в плейлист:    • Freeman Dyson (Scientist)  

Фримен Дайсон (1923–2020), родившийся в Англии, после окончания Кембриджского университета со степенью бакалавра математики перешёл в Корнеллский университет. Впоследствии он стал профессором и занимался ядерными реакторами, физикой твёрдого тела, ферромагнетизмом, астрофизикой и биологией. Он опубликовал несколько книг и, помимо прочих наград, был награждён премией Хайнемана и медалью Хьюза Королевского общества. [Слушатель: Сэм Швебер; дата записи: 1998]

РАСШИФРОВКА: [SS] Вы проводите два года в Корнелле, а затем переходите в Институт. Хотите ли вы сказать несколько слов, помимо опыта мезон-нуклонного рассеяния в Корнелле, о жизни в университете и о том, что побудило вас поступить в Институт и принять приглашение в 1953 году?

Да. Это был трудный выбор, потому что в Корнелле я чувствовал себя гораздо более комфортно. Корнелл — гораздо более тёплое место. Там настоящее сообщество, отчасти благодаря Хансу. Я имею в виду, что Ханс сделал всё таким, но даже без Ханса это место вызывает огромную преданность. Я имею в виду друзей, которых мы нашли в Корнелле 40 лет назад, многие из них до сих пор там. Эти люди просто никогда не уезжают, включая самого Ханса, который работает там уже 60 лет. Поэтому я чувствовал себя там как дома, и духовно я до сих пор чувствую себя в Итаке больше как дома, чем в Принстоне. Поэтому меня в Корнелле удерживали некие мощные силы. Корнелл всегда был моим видением Америки, а Принстон — нет. Принстон — это, безусловно, чужеродный росток в Америке. Итака – это нечто настоящее. С этой точки зрения, я бы предпочёл остаться в Итаке, к тому же мне там нравятся люди. Но я ненавидел систему аспирантуры, и именно поэтому я чувствовал себя совершенно не в своей тарелке с основной работой в Корнелле – подготовкой аспирантов. Вся система аспирантуры для меня – просто мерзость. У меня самого нет докторской степени, и я очень рад, что мне не пришлось через это пройти. Я считаю, что это грубое искажение образовательного процесса. Когда я отвечаю за аспиранта, он обречён работать над одной-единственной проблемой, чтобы написать диссертацию, может быть, два-три года. Но у меня гораздо меньше времени на концентрацию внимания. Мне нравится интенсивно работать над чем-то, может быть, год или меньше, закончить это, а затем перейти к чему-то другому. Поэтому мой стиль просто не вписывается в этот цикл аспирантуры. Аспирант захочет работать над проблемой два-три года, но я потеряю интерес ещё до того, как он закончит. И поэтому существовало фундаментальное несоответствие между моим способом изучения физики и этой смирительной рубашкой, навязанной студентам. И поэтому я находил это очень раздражающим, и, конечно, это рассеяние мезон-нуклонов было частью этого, но дело было не только в рассеянии мезон-нуклонов; на всех аспирантов налагались те же ограничения, которые я в принципе не одобряю. Мне просто не нравится эта система. Я считаю, что это порочная система, и она разрушила много жизней. Так что это был недостаток Корнелла, тогда как в Принстоне мне предложили работу в Институте перспективных исследований, который работает по годичному циклу. У нас в этом институте есть только постдокторанты, поэтому постдокторанты приезжают каждый год, а затем они могут решить, чем хотят заниматься. Я могу сотрудничать с постдокторантом в течение года, мне не нужно держать его под опекой следующие два или три года после этого. Итак, через полгода или год мы можем попрощаться, и я могу уйти и заняться чем-то другим, а он – чем-то другим, если захочет. Это гораздо более гибкая система, и она гораздо больше подходит моему стилю. Это было веской причиной переезда в Принстон. Кроме того, конечно, встал вопрос зарплаты, который никогда не бывает незначительным, ведь к тому времени у меня уже была жена и трое детей, и когда я стал профессором Корнелла, я считал себя богатым. Моя зарплата составляла 8000 долларов в год, что в то время казалось мне огромным богатством. Но, прожив два года в Итаке с женой и тремя детьми, а третий ребёнок появился только к концу нашего пребывания в Итаке, мы обнаружили, что 8000 долларов – это не так уж много, а в Принстоне мне предложили двенадцать с половиной. Это было серьёзным аргументом, двенадцать с половиной – это настоящее богатство, и это была веская причина переезда, и я не буду скрывать этого. И, конечно же, Институт предоставил мне прекрасную возможность. Я в каком-то смысле мечтал об этом – стать профессором. Это уже тогда было связано с определённой славой, и, в любом случае, это была возможность, от которой я не мог отказаться. И я думаю, что это обернулось для всех наилучшим образом, поскольку моё место в Корнелле занял Эд Солпитер, который блестяще там преуспел, и он до сих пор там работает, и он, безусловно, подходил для этой работы лучше, чем я. [...]

Читайте полную расшифровку на сайте http://www.webofstories.com/play/free....