Цыганские деньги (вологодский говор)

Рассказала Мария Игнатьевна Ша́дрина из Верхова́жья. Родилась в 1926 в деревне Мыс Верховажского района Вологодской области. Записал 18 июня 2о16 Александр Ма́точкин со товарищи

Публикацию полевых (экспедиционных) материалов Александра Ма́точкина можно поддержать переводом любой суммы на карту Сбербанка 2202205039588147, привязанную к телефону 89811304816. Прикрепляйте к переводу пометку — "поле". Предыдущий выпуск поддержало три человека. Спасибо вам, Татьяна Степановна, Елена Геннадьевна и Ольга Даниловна))

Девять минут вологодской речи. Казалось бы, просто передача прочитанной когда-то незамысловатой истории. И тем не менее, рассказано умело и со вкусом. Неспешное, достаточно подробное повествование, но все детали к месту. Слушается легко, словно сказка. Ну, а главное — дивный вологодский говор. Часто ли такая красота радует наш слух?

Цыганские деньги (пересказ газетной заметки)

(Написано в газете – Пришла с телятника – Цыган с цыганкой – Одет хорошо – Чаю попить – Отварное мясо – Ложиться надо – Напои коня – Мешок денег – Интересно показалось – Далеко заехали)

А вот я росскажу, в газете вычитала, росска́з-от. Как во вре́мё войны в деревню в дальнюю, туды́ вот, в За́болотьё. Есь, раньше было дак футора́ такие, за рекой-то та́мо-ка есь, вот против Чу́шёвиц-то. И одна же́ньшшина росска́зываат. Это было написано в газете.

Говорит, пришла раз с телятника и печку затопил́а вот маленькуу, да тут пока со скотиной со своей обряжа́лась. Трое детей дак, тех, гврит, картошки тут ти попекли да поели да: «Давай вы лёжи́тесь в ту пол́овину». Там потепля́е, дак там спали. А у мня, печка вот истоплю, да надо ишчо́ вот к завтра и дров принести, да воды наносить, да утром-то опе́ть на́а рано идти.

Вдруг, гврит, слышу, хто-то стучи́тсе. Я открыла это, спросила: «Хто?» – «А это, хозяйка, мы вот, дво́ё ц́иган, ц́иган с ц́иганкой, дак ты пусти нас начёва́ть». – «Ой, шшо вы, у меня и в избе-то мороз, да и пецька только ишчо́ то́питсэ, да я и сама-то вот сеця́с только пришл́а, да и у́тре рано уйду». – «Ты не беспокойсе, мы у тебя не задёржим, только пусти нацёва́ть нас, погри́тьсе да лошадь покормить. А мы ву́тре тебя не задёржим, уйи́дём рано». Ну, што, гврит? Уж попроси́ўсе. Как? Мороз! Холодная погода, говрит, был́а. Ну, пропустил́а, говрит, я их.

У их в санях, гврит, сена по́лны сани, кле́вёр даже, гврит, зелёной, хоро́шой: «Вот давай открывай, да мы лошадь заста́нем, и сани во двор задёрнули». Корова-та у их был́а дак, о́вци, дак там в хли́ви. А во двор-от и лошадь, и сани, гврит, туда задёрнул, ц́иган-от. А, гврит, сам-от одет как хорошо! Шуба-то, гврит, э́каа чёрная-та, долгу́шшая-та, лохматая-та! Ска́таники-те, гврит, дак, наверно, из пети́ фу́нтов, гврит, наверно, ска́таны! Э́кие вот загну́тые. Да ишчо́ и не оди́нова загну́тые! Вот, шапка, гврит, какая-то меховая. Валенки э́то эки́, ка́таники вот, домока́таные, по заказу уж ёму́ это. Ну, циганка-та, говорит, в сиби́рочке вот в э́кой, в жоўтенькой-то, как сиби́рки-те раньше женшшины на выход шили, э́кие с борка́ми-те. Ну и валеночки, гврит, белые. Белые, хорошие валеночки. И шаль пухова́я у ие́.

Ну, вот пришли, гврит: «А ты хоть, хозяйка, ц́игу́нничёк какой-нибудь помой да поста́в воды в пецьку-ту тут, шо́бы скипел́о, нам ця́ю по́пить». Ну, я, гврит, ц́игу́нник чистой у меня один есь дак, тот, гврит, опол́оснул́а да поставил́а в пецьку-ту. Пока топе́лась, скипел ц́игу́нницёк. Говрит: «Закипел цигу́нницёк-от». – «Давай, давай, я сама, сама». Она, гврит, окуратно, умел́о этот ц́игу́нницёк на стоў приташчы́ла. Ца́ю, гврит, много в цигу́нник-от сыпану́л́а ту́то-ка из сумки. Сумка своя у их уж тут.

Ну, потом, гврит, хлеба корова́й такой поцято́й, кру́глой, большо́й вы́нят, вы́нели. А эть всё застыл́о, как мороз, дак всё. Нарезал́а, говрит, да ту́то-ка, сперва́-то ишшо́ и на пецьки погри́ли да. Ну, мяса, гврит, нарезали. Вот отварно́ё мясо, гврит. Ой, такой кусок большиха́ньской! Отварно́ё мясо, телятина. Ну, поели тут, по́пили цяю: «Хозяйка, ты закрой вот этой крышкой-то». Торелкой, гврит, я закрыла дак. «Закрой этой крышкой-то, да я поставлю в пецьку-ту, дак оно и не отсты́нёт ишчо, по́ўносью-ту, до утра́-то. Пойи́дём, дак мы опе́ть попьём». Ну, поставила, говрит.

«Ой-ой-ой! Куда же вы ле́гите в мороз? Я на пе́чи дак сама лягу. А, говрит, вот постеля-то у меня есь, а вон на пови́ти только, наби́таа-та соломой». Домашняя, матрас домотка́ной, да соломой набит, дак на пови́ти есь. А там которые ребята-те спят дак, там заря́длена постеля-та. А, говрит, вот с морозу-ту отто́ль привол́окл́а, да к пецьки, гврит, поставил́а, эк вот сто́ймя, и на́ бок-от, шчобы погрелося от пецьки-ти немножко хоть. С морозу ведь лёжи́тьсе надо. «Ой, добро ты, хозяйка. Добро и нагреласе она». – «А вот, говрит, поду́шёк-то уж нет, да и одеял́а-то нет». Там на робя́ток. Робя́та, гврит, все, два одеял́а-те, да они обо́ими оку́тываютсе. «Не надо, не надо. Мы своим вот, шубой окутаемсе».