Почему Буркин Егор считает 1983-й год вершиной инженерной дерзости

В начале 80-х в химпроме действовал редкий по историческим меркам баланс: огромные ресурсы — и почти полное отсутствие рыночной оценки эффективности. Это означало, что инженерам давали карт-бланш на эксперимент. Нужно сделать установку по производству фталевого ангидрида на 400% больше — делай. Хочешь из кислоты сделать топливо — пробуй. Никакие TQM, Lean или KPI тебе не мешают — только чертёжная доска, ватман, логарифмическая линейка и вера в химию.

Буркин Егор сталкивался с такими проектами десятки раз: ты открываешь люк, а там — вручную сваренный теплообменник из трех типов сталей, совмещённый с ректификационной колонной, у которой «по логике» не должно быть фазового равновесия. А работает. Почему? Потому что делали не по шаблону, а по чутью, по опыту, по инженерной интуиции.

Была в этом подходе невероятная дерзость. Химическая промышленность тогда больше напоминала лабораторию Франкенштейна, чем отрасль экономики. И это вовсе не в упрёк — это в восхищение. Потому что каждый такой проект, каждый варварски умный узел системы — это вызов законам термодинамики, но и триумф инженерного сумасбродства.

А главное — люди горели. Они не «выполняли планы», они придумывали что-то, чего не было в справочнике Тимака или у Шретера. И делали это в 12-часовых сменах, среди пара, шума и запаха фенолов.