Преодоление (6/7). Михаил Кузмин. Когда-нибудь буду я Божий воин. Аудиокнига

«Михаил Кузмин. Когда-нибудь буду я Божий воин» -- аудиокнига о Михаиле Кузмине. Жизнь и творчество поэта ставятся в контекст эпохи -- исторический, драматический, философский. #кузмин #михаилкузмин #преодоление #аудиокнига #окперспектива

Книгу Олега Кустова "Преодоление. Эссе о Серебряном веке русской поэзии" читает автор.


Ребячья мечтательность, старинные строфы, углубление в себя, смешение грёз и действительности. Что есть сердце, огород не полотый? Кто скажет, в какой действительности слышна музыка небесных сфер? Откуда, из какой действительности на бренный мир глядит человеческая душа? – сосуд, отражающий тёмное, летучее солнце, Жар-Птицу в балете Стравинского.
– Стихотворение должно являться слепком прекрасного человеческого тела, этой высшей ступени представляемого совершенства. (Н. С. Гумилёв).
Стихотворение – метка на пути спасения душ. Метку нельзя вымарать, уничтожить, склевать, как нельзя склевать нарисованные плоды. Поэзия, нектарная чаша души, не принадлежит частным образом ни одному, пусть даже самому великому «нашему всё», ибо от каждой пчёлки – по капле.
«Что делать нам с бессмертными стихами?» – это вопрос тем, кто учится видеть и слушать. «Ты к знакомым мелодиям ухо готовь и гляди понимающим оком»: чувства вечные кровью дымились из горла Высоцкого, шестое чувство дышало в затылок мальчишескому гению Гумилёва. И била хвостом форель в аквариуме Михаила Алексеевича Кузмина, и дробился лёд, и Новый Год радовал праздником Рождества.
– Поэзия М. Кузмина – «салонная» поэзия по преимуществу, – не то чтобы она не была поэзией подлинной и прекрасной, наоборот, «салонность» дана ей, как некоторое добавление, делающее её непохожей на других. Она откликнулась на всё, что за последние годы волновало петербургские гостиные. Восемнадцатый век под сомовским углом зрения, тридцатые годы, русское раскольничество и всё то, что занимало литературные кружки: газэллы, французские баллады, акростихи и стихи на случай. И чувствуется, что всё это из первых рук, что автор не следовал за модой, но сам принимал участие в её творении. (Н. С. Гумилёв. «Письма о русской поэзии»).

Поручение

Если будешь, странник, в Берлине,
у дорогих моему сердцу немцев,
где были Гофман, Моцарт и Ходовецкий
(и Гёте, Гёте, конечно), –
кланяйся домам и прохожим,
и старым, чопорным липкам,
и окрестным плоским равнинам.
Там, наверно, всё по-другому, –
не узнал бы, если б поехал,
но я знаю, что в Шарлоттенбурге,
на какой-то, какой-то штрассе,
живёт белокурая Тамара
с мамой, сестрой и братом.
Позвони не очень громко,
Чтоб она к тебе навстречу вышла
и состроила милую гримаску.
Расскажи ей, что мы живы, здоровы,
часто её вспоминаем,
не умерли, а даже закалились,
скоро совсем попадём в святые,
что не пили, не ели, не обувались,
духовными словесами питались,
что бедны мы (но это не новость:
какое же у воробьёв именье?),
занялись замечательной торговлей:
всё продаём и ничего не покупаем,
смотрим на весеннее небо
и думаем о друзьях далёких.
Устало ли наше сердце,
ослабели ли наши руки,
пусть судят по новым книгам,
которые когда-нибудь выйдут.
Говори не очень пространно,
чтобы, слушая, она не заскучала.
Но если ты поедешь дальше
и встретишь другую Тамару –
вздрогни, вздрогни, странник,
и закрой лицо своё руками,
чтобы тебе не умереть на месте,
слыша голос незабываемо крылатый,
следя за движеньями вещей Жар-Птицы,
смотря на тёмное, летучее солнце.

Май 1922