Каково это – лечить детей с эпилепсией и не только?

Я не научился ставить никакую защиту, я, действительно, каждого пациента пропускаю через себя, эту ответственность чувствую, и она сильно давит.

Я приезжаю домой,  у меня заложены уши не от сенсорной нагрузки,  а от кричащего ребёнка, переживаниями родителей,  застрессованной мамы.

Потому что ты как бы ныряешь в организм и потом из него выныриваешь, чтобы понять, что происходит, и как всё это настроить.

Я понимаю: вот я 25 лет в профессии, с 1996 года, моей дочери 23, и из-за того, что я был все время на работе, занимался другими детьми, другими людьми, может быть моей дочери не хватило любви.

И вот ей 23, и только сейчас у нас иногда бывают возможности,  чтобы понять, что мы друг у друга есть.

Раньше я приходил с работы, она уже спала, уходил на работу,  она ещё спала. Для меня это долгое время было заново, большой болью.

К счастью, сейчас всё изменилось. Мы поняли, что мы друг у друга есть.
И для меня это очень важно.