29. Мамардашвили. Психологическая топология пути. Том 1. Лекция 2. Абзацы 2-5. Запись 01.02.23

Женщина как метафора истины под маской обмана. Восхождение к женщине как восхождение к истине сквозь тяжесть того, в чем видится ложь.
2. "Напомню еще один образ (который очень нам пригодится), заимствованный мною у Данте, - образ Гериона. Как мы помним, это страшное чудовище - змея причудливо окрашенная чешуей, с человеческим лицом, очень привлекательным и милым. Это чудовище есть воплощение обмана: милое привлекательное лицо и тело страшной змеи с жалом, которое скрыто, как у скорпиона. Если переводить на язык простых моральных истин, это скрытое жало обмана. Роман Пруста есть одновременно и роман обмана, и роман пути, на который нужно встать, чтобы обман рассеивался. Но всякая символика многослойна и многозначна. Помните, Вергилий берет у Данте веревку, которой он был опоясан? Они стоят перед глубокой темной бездной, в которой ничего не видно, и этой веревкой Вергилий выманивает из бездны обитающее там чудовище. Герион всплывает из бездны. Причем Данте произносит интересную фразу, которая имеет прямое отношение к нашей проблеме обмана и истины, фразу психологически очень глубокую (нам даже будет трудно ее расшифровать, хотя фраза очень короткая). Перед тем, как дать образ этого чудовища, всплывающего из бездны, он говорит: "Мы истину, похожую на ложь, должны хранить сомкнутыми устами"
3. "Я хотел бы задать образ истины, похожей на ложь. Ведь действительно, мы очень часто знаем нечто и понимаем, что это похоже, скорее, на ложь. Высказать это нельзя, да и не имеет смысла. Пометим ситуацию истин, похожих на ложь не в силу какого-нибудь умысла, а в силу самой ситуации, которую нельзя расцепить. Она сцепилась, и не разберешь, ведь никто сознательно не придумывал, чтобы моя истина была похожа на ложь, но она похожа, и то, что делает истину похожей на ложь, и есть то, что я учено назвал топологией; похожей ее делает топос (дальше мы будем разбираться, что это за топос). Итак, истину, похожую на ложь, мы должны хранить сомкнутыми устами. "Истина, похожая на ложь" - в данном случае это описание чудовища, которое является воплощением обмана, описание, в которое нельзя поверить. Чудовище, постепенно увеличиваясь в объеме, всплывает из глубин, не проницаемых для глаза (как будто водолаз освободил это чудовище от якоря, которым оно было привязано к бездне); так всплывает, по выражению Данте, ныряльщик, помогающий себе движением бедер, чтобы всплыть на поверхность".
4. Переложу все это на несколько иной язык. Представим себе тяжесть обмана, которая лежит в глубине души (глубине, не видимой для глаз), и вдруг она снялась с места; освобожденная от веревки, от якоря, начинает подниматься, и поднимается с гулом, - здесь я перехожу на язык Пруста. У Данте поднимается чудовище, все время увеличиваясь в размерах, у Пруста же - это образ тяжести, сорвавшейся из глубин души. Пруст, в отличие от Данте, у которого язык символический, использует психологический или моральный язык."
5. "Тяжесть поднимается с гулом, проносясь через миры. Подставим под слово "миры" слои нашей души, разновременные слои (это тоже будет нашей проблемой), рассекая и прорезая которые , сорвавшаяся с якоря тяжесть обмана всплывает с гулом на поверхность души. Очень странное совпадение; лишь вместо увеличения в объеме и движения белер и ног у Данте, у Пруста - образ тяжести, которая с гулом всплывает, проходя через миры нашей души, - но ассоциативная материя образа явно одна и та же"